Этот текст неполиткорректен. Как в национальном, так и в социальном аспекте. Как в отношении беженцев, так и рассматривающих их дела немецких чиновников. Но он о жизни. О жизни беженцев. Для тех, кто уже прошел этот путь, и был бы не против оглянуться назад. Для тех, кто еще собирается пройти эти круги. В том числе для тех, кто живет мечтами о европейском рае. И готов хоть завтра продать свое жилье, влезть в долги, чтобы в один прекрасный, на его взгляд, день получить заветную шенгенку и иметь возможность предстать перед непроницаемым европейским чиновником, и сказать: «Я прошу азюль». Это текст о правде жизни десятков и сотен тысяч. А правда не может быть корректной – она или есть, или ее нет.
На Берлин!
Жизнь беженца начинается с аэропорта. Точнее с общения с пограничником. В берлинском аэропорту Шенфельд немецкий пограничник рассматривает мой азербайджанский паспорт, как герой известного стихотворения Маяковского, английский пограничник — польский. Он особенно внимательно таращится на финскую визу.
— А где обратный билет?
— Нету. Я отсюда поеду в Хельсинки. Оттуда – домой.
Пограничник внимательно рассматривает мой паспорт и делает жест, который, судя по обстановке, можно расценить как «фиг с тобою». И вот я на территории Федеративной Республики. Но день явно не мой — чуть дальше из толпы приехавших таможенник выбирает именно меня. Нельзя сказать, что интуиция его обманула полностью – ввозить в Германию можно только один блок сигарет. У меня их два. Итог – штраф 38 евро. Калькулятор в мозгу быстро делает выбор, между двумя вариантами: оплатить штраф или подарить сигареты таможенникам. С учетом того, что стоимость пачки сигарет в Германии начинается от 5-ти евро, проще все-таки заплатить штраф. Хорошо, что ко второй бутылке коньяка не придрался.
Была не была, ретранслируя известную поговорку «canın sağ olsun», я, со своей дочерью Марьям и с встречающим меня приятелем-берлинцем, еду в город.
Часть дороги – это Восточный Берлин. Прошло 25 лет с объединения Германии, но ощущение совковости от города никуда не исчезло – это видно даже из окна вагона метро. Видимо, совок так просто не выветривается. Первое, что бросается в глаза – это огромное количество велосипедов. Кажется, весь город состоит из спортсменов – велогонщиков. Для Минска, где я до этого жил – это что-то новое. Там и велодороги есть только в самом центре города, и все любители велосипедных прогулок стекаются на Троицкое предместье. Не говоря уже про Баку или Москву. Но для себя я быстро делаю выводы о причинах такой спортивности – заставили бы меня платить по 2,5 евро за один проезд на общественном транспорте — не то, что бы на велосипед, на самокат бы подсел. Проездной на месяц стоит 68 евро, а бэушный велосипед можно найти даже за 20.
Но впереди меня ждет процедура азюля. После плотного ужина идем спать. На завтра планы не то чтобы наполеоновские, но почти колумбовские – буду открывать для себя ключевой город Европы – Бранденбургские ворота, Александер Пассаж.
На следующий день по дороге в центр по приему беженцев, слушаю рассуждения приятеля. Он рассказывает о том и сем: друзья уже позаботились о том, что моя просьба о рассмотрении представления политического убежища будет рассматриваться именно в самом Берлине. С этой целью руководству центра уже поступили письма от немецких правозащитников. Это позволит мне еще во время прохождения процедуры не сходить с рельсов и активно писать для нашего ресурса. Мы уже рассуждаем о том, где и как будем жить. «В Берлине 3 хайма (общежитий), где живут беженцы. В одном неплохая обстановка. Но второе ближе к центру. Упаси Аллах попасть в третье».
Уже внутри я допускаю тактическую ошибку. Отвечая на вопрос переводчика «есть ли с собою деньги», — я киваю утвердительно. И даже достаю портмоне и показываю их ему. Через час за это расплачиваюсь в прямом и переносном смысле.
— Вы направлены для прохождения процедуры рассмотрения просьбы о представлении политубежища в землю Рейн – Северная Вестфалия, в город Билифельд.
Твою дивизию. Какая Вестфалия? А Берлин? Приятель обескуражен не меньше. Он начинает протестовать, апеллирует к руководству и добивается прихода директора центра в кабинет. Появляется фрау, образ которой хорошо знаком по сказкам братьев Гримм. Товарищ долго ей объясняет, что я, во-первых, известный в своей стране журналист, который будет продолжать заниматься своей деятельностью в Берлине. А в Билифельде мне грозит смертельная опасность. Мягко говоря, скудные знания немецкого не позволяют понять суть диалога, выводы – благодаря мужской интуиции, которые формируются во время наблюдения за тоном и мимикой беседующих. Но кое-какие знания имеются – что значат «nein» и «nicht» я все-таки понимаю. И от этого в душе как-то тепло не становится – как и любому, кто услышит эти слова в переводе – нет и нельзя. Интуиция не обманула – приятелю рассказали, что все беженцы желают остаться в Берлине, но он не резиновый и в столице медом не намазано. Мне предложили на выбор – либо Вестфалия, либо забираю документы и иду туда, куда бы фрау всю нашу веселую кампанию хотела бы послать. Подозреваю, что Вестфалия все-таки получше будет, и соглашаюсь.
Фрау, наверное, наше долгое сопротивление ее вердикту не понравилось. И она еще и добавила для острастки – дорогу до Билифельда – 73 евро, битте, оплачивайте сами. И ехать надо немедленно, хотя на дворе вечер пятницы.
Но нет худа без добра. Приятели уверяют – молись, что не попал в Баварию. Судя по описанию, в этом случае для меня было бы разумнее забрать свой паспорт и остановить процедуру. О баварских реалиях чуть позже, но в этом случае я бы наверняка вспомнил бы о том, что у меня виза финская и уехал бы сдаваться туда. Понятно, что это очень затруднило бы мое сотрудничество с коллегами из “Meydan TV”. Но жить в европейском аду все-таки страшнее. А Бавария, судя по описанию очевидцев – это если и не ад, то для беженца место весьма неприятное.
Продолжение следует…
