Материал был опубликован на сайте
ZDG
«Нет, такое нельзя совершать»
«Мне было страшно, я боялась. Что я должна была делать? Я дождалась, пока начались роды. Пошла в туалет, и там его родила. После я пожалела». О таких трагедиях говорят только, используя понятия «ужасающая» или «шокирующая». Полиция говорит, что это – скорее единичные случаи и не широко распространенное явление, а прокуратура утверждает, что у нее нет статистических данных о случаях, в то время как Министерство здравоохранения, труда и социальной защиты заявляет, что у него нет данных о детоубийствах и об оставлении новорожденных в опасности, повлекшем смерть, и что нет специального механизма вмешательства в таких случаях, и нет лиц, которые бы изучали эту проблему. Между тем местные органы власти в тех местах, где произошли трагедии, сигнализируют, что на самом деле они обозначают серьезные проблемы общества.
А проблемы существуют, хотя, согласно статистике, за последние пять лет было десять случаев убийства новорожденных и десять случаев, когда детей оставляли в опасности. Помимо рассмотрения дела в суде, женщины подвергаются осуждению со стороны общества, а вынесение приговора не означает и решения проблемы.
(имена, отмеченные (*), изменены для защиты личности лиц)
«Он так сказал – я так сделала. Позже я пожалела»
Марии* 40 лет, у нее четверо детей. Самому младшему пять месяцев. Но женщина родила пятерых детей. Три года назад, скрыв от семьи и «людского языка», что она была беременна, она родила в туалете во дворе своей свекрови, положила ребенка в мешок и бросила в яму. Это была девочка. Смерть наступила через несколько часов от удушья. Женщину судили за детоубийство, приговорив ее к трем годам и четырем месяцам тюремного заключения, с отсрочкой наказания на два года за признание вины.
За этим делом, которое фигурирует в статистике служителей закона в категории «менее тяжкие преступления», существует рассказ о социально уязвимой семье, подвергающейся риску, о потреблении алкоголя, о трех детях, оставленных на попечении родственников, и женщине, которая «перевернула свою жизнь» с другим ребенком на руках.
Это произошло в 2017 году, во второй половине одного из апрельских дней, в одном из сел Теленештского района. Мария жила в доме свекрови и воспитывала троих детей: двух мальчиков-близнецов и девочку, 11 и, соответственно, 9 лет. В течение нескольких лет ее муж был за границей, без каких-либо известий о себе. В то время, согласно данным дела и заявлениям местных властей, женщина употребляла алкоголь, вела «аморальную жизнь» и не заботилась о детях, оставляя их чаще всего на попечении бабушки. О беременности она никому не сказала, и даже к врачу не пошла. В тот день, когда она родила в туалете, она сказала своей свекрови и соседям, которые видели ее окровавленной, что у нее был пятинедельный выкидыш. Несмотря на то, что вызвали неотложку, женщина отказалась от консультации специалистов. «Я не была виновата. Я жила с одним парнем. В это время (период беременности, прим. ред.) этот парень уехал за границу. Он сказал мне не делать аборт, оставить ребенка, потому что мы уедем за границу. Я оставила его. Он уехал. Исчез из моей жизни. Сказал, что вернется, чтобы забрать и меня. Мне было очень тяжело. Ребенок во мне не шевелился. Муж был уже как три года за границей. Я не могла его ждать. Я должна была восстановить свою жизнь, потому что было трудно. В этот период я рубила дрова, делала всю мужскую работу. Из-за этих поднятий тяжестей, видно, были спонтанные роды. Что я должна была делать? Я дождалась, пока начались роды. Пошла в туалет, и там родила» – рассказывает женщина, которую мы нашли в селе по соседству от того, где произошла трагедия.
— Воды отошли. В это время матка была раскрыта очень сильно, и тогда он упал.
— Почему вы никому не рассказали о том, что случилось?
— Мне было страшно, я боялась.
Только на следующий день ее свекровь заметила в туалете кровь и мешок белого цвета. Она вызвала полицию.
— У меня были суды… Я прошла через это, как могла. Мне было и больно за себя, потому что такое случилось, короче, что поделаешь?
— Кто был рядом с Вами, кто Вас поддерживал, помогал Вам в тот период?
— Никого не было. Была свекровь, но она не хотела меня поддержать, она пошла и вызвала полицию. И там тоже были неприятные вопросы.
На вопрос, почему она ни разу не была у врача во время беременности, женщина говорит, что отец ребенка якобы сказал ей не ходить, потому что все равно они собирались уехать за границу. «Он так сказал, я так сделала. Позже мне стало жаль. Мне стало жаль случившегося. Вот и весь вопрос».
«Нет, такое нельзя делать»
После трагедии муж вернулся домой. Супруги развелись, а суд установил место жительства детей с отцом. Мария переехала в соседнее село, где она живет сегодня в сожительстве, от которого родился ребенок. Местные власти утверждают, что оба сожителя употребляют алкоголь, находятся во враждебных отношениях с соседями и заботятся о ребенке «в пределах возможностей», представляя случай социально уязвимой семьи. Примар говорит, что у местных органов власти ограниченные полномочия, а в случае решения забрать ребенка из семьи они не знают, как поступить, потому что нет центров размещения, где они могли бы его разместить.
Между тем, в конце января этого года бывший супруг Марии и отец их троих детей умер, будучи избитым во время конфликта, произошедшего на Святого Василия. Двух мальчиков на некоторое время забрал в Кишинев брат умершего мужа. Он также заботится о дочери Марии, которая жила в его семье еще до того, как произошла трагедия.
«Он красиво попросил меня отдать ему дочку в Кишинев, чтобы она училась. Я отдала ее ему, но я не отдала ее на всю жизнь. Я отдала ее ему на некоторое время», – утверждает Мария, которая говорит, что не согласится, чтобы родственники ее мужа официально оформили опеку над детьми.
«Детей я привезу жить сюда. Я категорически не оставляю их у их родственников. Я жду, чтобы они закончили школу, и привезу их сюда», – категорично говорит женщина.
На вопрос, почему до сих пор она не забрала детей, женщина оправдывается тем, что бывший деверь сказал ей, что она была лишена родительских прав. Однако местные власти отрицают это и заявляют, что женщину несколько раз вызывали в примэрию, чтобы подписать документы о предоставлении социального пособия после смерти отца детей на имя родственников, которые их содержат.
«Я не навещала их. Они были у меня. Я никуда не могу пойти с маленьким ребенком. С ребенком пяти месяцев я не выхожу на мороз. Я хожу на проверки и обратно домой. Мальчикам, когда они приезжают ко мне, я даю им деньги, по 400 леев, когда и как у меня есть возможность, но если я возьму их, я буду больше заботиться о них», – утверждает Мария.
— В конце концов, почему Вы прибегли к детоубийству?
— Из-за бывшего гражданского мужа.
— Разве употребление алкоголя не было проблемой?
— Нет. Не все время. Тогда я выпивала, но не все время. Тогда была одна женщина, которая меня подавляла. Больше всего вмешивалась в мою жизнь бывшая свекровь.
Мы попросили Марию после пережитого ею опыта рассказать нам, что бы она сказала женщинам, которые, возможно, находятся, как и она три года назад, перед лицом решений, которые могут навсегда изменить их жизнь: «Нет, такое нельзя делать. Тем не менее, я хочу сказать вам, что я сожалею о том, что случилось со мной. Я не ожидала, что произойдет нечто подобное».
«Был поставлен ярлык преступницы, вот и все»
Социальная работница из населенного пункта, где произошла трагедия, была практически единственной, кто осуществлял мониторинг дела и последствий произошедшего. Мы спросили ее, считает ли она, что вместе с вынесением приговора, дело об этом детоубийстве можно считать закрытым.
— Нет. Я сочла, что, по крайней мере, один год она должна была отсидеть, чтобы понять, что ее поступок тяжкий. Я не знаю, выжил бы тот ребенок или нет, но она совершила убийство… Это мягкое наказание. Мне, как специалисту, этот приговор показался таким, из которого она ничего не запомнит.
— Как, по вашему мнению, должно было разрешиться дело?
— Может, нужно было назначить несколько часов в наркологическом диспансере, чтобы она больше не употребляла алкогольные напитки. Там есть и психологи. Может быть, она бы осознала серьезность ситуации, в которой она находится, и тогда, возможно, вернулась бы, чтобы позаботиться о детях.
Только такие услуги не были предоставлены Марии, которую психолог консультировал только во время следствия, в качестве подозреваемой: «У нас нет психологов, специализирующихся в этой области, нет их и в полиции. Ее консультировали не как жертву, а как убийцу в некотором смысле. Разговор был недолгим».
Социальная работница признает, что были допущены некоторые пробелы в ведении дела, но утверждает, что возможности и способности социального работника ограничены, а его приоритетами являются безопасность детей и в меньшей степени реабилитация осужденной, которая в то же время является жертвой определенных обстоятельств.
«У меня есть свои пробелы в разрешении дела, потому что, будучи вызванной следователем, я два или три раза рассказывала обстоятельства дела, но так, чтобы побеседовать с Марией *, чтобы та рассказала мне, что произошло, может, в беседе как женщина с женщиной, может, и как психолог, я этого не сделала. Я сижу и думаю, может, я поступила неправильно. Мы обсуждали, почему и зачем она это сделала. Ей навесили ярлык преступницы. Все. Не заглянули в ее душу, чтобы понять, почему она сделала такой шаг. Мы не спросили себя: почему? Был разговор о причинах, мотивах. Все. Моей главной проблемой была безопасность детей, я этим занялась после трагедии», – признает социальная работница, которая также говорит, что Мария «не сильно была тронута» тем, что совершила.
В этом деле, а также и во многих других, которые находятся в ее ведении, в работе в сельской местности, утверждает социальная работница, чувствуется отсутствие психолога.
«Было бы хорошо, чтобы был психолог. Если бы он был, он бы работал с такими людьми, и не дошло бы до таких случаев, до детской смертности. Я, которая также занимаюсь случаями домашнего насилия, когда речь идет о детях, действительно чувствую отсутствие психолога. Есть только мы, социальные работники: мы идем, смотрим, разговариваем. У нас тоже есть курсы психологии, но мы не настолько специализированы, мы обсуждаем столько, сколько нам позволяют знания», – отмечает социальная работница.
«Такое случается по определенным причинам. Здесь я могла бы назвать в качестве причины, приводящей к таким случаям, тот факт, что семьи разлучены, один из родителей находится за границей. В большинстве случаев отцы в отъезде, а матери остаются с детьми. Другая проблема заключается в том, что матери, которые остаются дома, не всегда могут найти работу в сообществе», – считает примар того же населенного пункта, где произошла трагедия, вновь заявляя о необходимости психолога в общине или, по крайней мере, в школе.
«Существует необходимость в более обширных социальных программах, которые могли бы интегрировать в общество этих людей, подать им руку помощи. У каждого в жизни есть взлеты и падения, важно, чтобы, когда мы чувствуем, что земля уходит у нас из-под ног, мы куда-то обратились. В таких случаях нам нужно знать, куда мы можем пойти, чтобы кто-то нас выслушал, дал нам совет», – считает примар.
«У нас был только один случай, и мы не смогли довести его до конца»
Необходимость в психологе была заявлена властями и в другом населенном пункте, из Фалештского района, где произошел случай детоубийства.
«Чувство разочарования и стыда по поводу беременности, молодой возраст и тот факт, что это была вторая беременность вне брака, отсутствие поддержки со стороны семьи, человека, с которым она зачала ребенка или других лиц», – таковы мотивы из приговора, вынесенного в 2019 году на имя другой матери, 18-ти лет, убившей своего ребенка.
У Анны* уже был ребенок. Она жила со своей бабушкой и училась в Бельцах, ее мать давно уехала в Российскую Федерацию. Она никому не рассказывала о второй беременности, также вне брака. Ни бабушка, ни старшая сестра, которые жили в одном дворе, не заметили беременности Анны.
Однажды во второй половине дня, в ноябре 2018 года, родственники заметили, что девушка бледна и плохо себя чувствует. Она сказала им, что это связано с менструацией, но когда вызвали скорую помощь, молодая женщина призналась, что родила, но не сказала врачам, где это произошло. Врач призвал родственников проверить туалет. «Таким образом, в туалете была обнаружена кровь, а в фекальных экстрактах наблюдались ручонка и головка плода», – говорится в решении суда, который отмечает, что молодая женщина родила девочку в срок и что в тот момент «отдавала отчет своим действиям», «действуя осознанно».
Молодая женщина признала свою вину и запросила рассмотрение дела на основании доказательств, представленных на этапе уголовного преследования. Это уменьшило ее наказание, и, поскольку ей не исполнился 21 год, суд еще сократил срок, приговорив ее к одному году тюремного заключения с отсрочкой исполнения приговора на один год.
Анна вернулась домой и отказалась от любых консультационных услуг, утверждает местная социальная работница, которая также говорит, что любые попытки общения приводили к враждебному отношению и отказу от помощи.
Социальная работница утверждает, что «люди все еще считают позорным» обращение к специалисту. Молодая женщина отказалась от помощи, оставшись одна перед лицом трагедии, которая поставит клеймо на всей ее жизни, в ситуации, когда в трудное время ее жизни она не видела поддержки в семье и боялась ее реакции на известие о том, что она снова ждет ребенка.
Мы побывали в населенном пункте, в котором живет молодая женщина, и попробовали обсудить причины и процесс реабилитации. Молодая женщина отказалась разговаривать, а затем ее мать перезвонила с просьбой «не разрушать жизнь девочки».
«Отношение, которое вы слышали по телефону, было тем же, с которым столкнулись мы», – уточняет социальная работница, которая настаивает на том, что психолог нужен во всех учебных заведениях, чтобы помочь, особенно молодым людям, чьи родители уехали, и у которых нет с ними близких отношений.
«Психолог в школе, который помог бы детям преодолеть самые сложные ситуации в их жизни, не помешал бы. В нашей гимназии не разрешается нанимать психолога, потому что у нас нет достаточного количества детей. Но боль приходит не только из школы, но из дома тоже, где ребенок ищет ласку и не находит ее у тети, у бабушки. В школе, если действовать в соответствии с законом № 143, чтобы каждый педагог, каждый классный руководитель наблюдал с другой точки зрения за ребенком, тогда мы смогли бы сделать больше, чтобы предотвратить определенные ситуации. Когда ложится на плечи социального работника: ты проводи оценку, ты проводи мониторинг, ты делай профилактику, – ничего не выходит, не успеваешь, потому что превалирует бумага. На все действия нужна бумага. У нас был только один случай, и мы не смогли довести его до конца, потому что мать тоже считается жертвой. Это значит, что мы не справились. Каждый из нас, учитель, социальный работник, врач – тоже немного психолог, но это не помогает человеку до конца преодолеть определенную ситуацию», – констатирует социальная работница.
Ребенок не плакал, но шевелился
Идентичная история произошла в другом селе Фалештского района. Там 19-летняя девушка, которая была дома только со своими младшими братьями, в то время как ее мать периодически находилась на заработках в Российской Федерации, родила в сарае, положила ребенка в ящик, набила его перьями и закрыла его крышкой, что означало неизбежную смерть. Только потому, что ей стало плохо, на следующий день она пошла в больницу, и врачи установили, что она родила. Если первоначально отрицала, то позже признала перед служителями закона, что она сделала с ребенком. Молодая женщина также была наказана лишением свободы условно, а в материалах дела фигурируют уже известные причины: «фрустрация, стыд, отсутствие моральной поддержки семьи». Сегодня она за границей, на заработках. Спустя время она родила еще одного ребенка, который умер вскоре после рождения.
Мы отправились и в другой населенный пункт, в Леовском районе, где мать-одиночка Виктория* с ребенком на руках, без какой-либо поддержки семьи и столкнувшись со множеством проблем, приняла решение, которое трудно себе представить, после того, как она скрыла беременность. Она родила в туалете ресторана, обернула ребенка в передник и грязные тряпки, положила ему в рот кусочки туалетной бумаги и бросила его в кусты за зданием. В больнице, где врач установила, что причиной ее плохого состояния было деторождение, женщина сначала не призналась в этом. Позже, однако, она сказала сотрудникам полиции, вызванным в больницу, что она родила мертвого ребенка, которого бросила в бассейн во дворе ресторана.
Пока спасатели выкачивали воду из канализационного колодца, чтобы опознать тело ребенка, он боролся между жизнью и смертью на расстоянии всего нескольких десятков метров. После десяти часов безуспешных поисков один из полицейских заметил в десяти метрах от забора ресторана, в направлении мусорного контейнера, несколько недавно сломанных веток и увядшие листья. Ребенок не плакал, но шевелился. Полицейский взял его на руки, и всего через три минуты он уже был в больнице. Ребенок был спасен. На третий день мать подписала акт отказа от ребенка, но после долгих бесед с психиатром приняла своего ребенка.
Впоследствии Виктория вернулась домой с двумя детьми, с большими проблемами, но и с уверенностью, что они самые важные люди в ее жизни. Суд дал ей два года условного заключения. Сегодня, несмотря на то, что они скромно живут в старом доме без каких-либо удобств, испытывают нужду и все еще сталкиваются с осуждающими взглядами, все трое вместе, а Виктория работает чаще всего на сезонных работах в поле, чтобы обеспечить детям достойную жизнь. Местный социальный работник, который первым пять лет назад пошел в больницу с вещами, необходимыми для новорожденного, и тот, кто выбрал имя ребенку, помог женщине, когда ребенку был один год, зарегистрировать его в детском саду, чтобы Виктория могла работать.
«Она бы родила, всё было бы хорошо, мы бы не оказались у дверей, у которых оказались»
«Счастливый конец», говорят власти, и у Виорики*, 18-летней девушки, которая четыре года назад бросила своего ребенка в мусорный контейнер на Буюканах, после того, как родила его на съемной квартире и положила ребенка в полиэтиленовый пакет, завернув его в какую-то одежду. Молодая женщина признала свою вину и забрала ребенка домой, в село в Флорештском районе. Уголовное дело по обвинению в покушении на детоубийство было прекращено на основании Закона об амнистии в связи с 25-й годовщиной провозглашения независимости Республики Молдова.
Мы нашли Виорику в социальной сети и побеседовали об этом случае. Около года как молодая женщина находится на работе в Италии, а ребенок находился на попечении бабушки. Домой приезжает раз в несколько месяцев и говорит, что не нуждается ни в какой помощи.
Бабушку мы нашли дома, во Флорештском районе, со слезами на глазах. Женщина утверждает, что и спустя почти четыре года ее дочь не рассказала ей о причинах, по которым она это сделала, но заверяет, что у них были обычные отношения между ребенком и родителем.
— Она вообще не бывала дома во время беременности?
— Бывала.
— Не видно было живота?
— Она всегда была в широкой одежде. Мне еще одна женщина из села сказала, но я ей не поверила. Я ее спрашивала, а она мне говорила: «Что, я не знаю, что со мной?» Затем она отправилась в Кишинев.
— Что она сказала Вам после того, как дело стало публичным?
— Начала плакать. Плакала и ничего не говорила.
— После того, как все произошло, может быть, Вы говорили с ней, что Вы ей сказали? Вы пытались выяснить, что произошло в ее жизни?
— Она мне ничего не говорит. Скоро девочке исполнится четыре года, а она все еще не говорит мне ничего.
— А сейчас, если бы Вы оказались в такой же ситуации и узнали, что дочь беременна, что бы Вы ей сказали?
— Что бы мы ей сказали? Мы бы ничего не сделали. Она бы родила, всё было бы хорошо, мы бы не оказались у дверей, у которых оказались.
«Спустя время я увидела, что отношение матери к ребенку изменилось. Она глубоко сожалеет о случившемся. Спустя некоторое время я с ней больше не встречалась, я встречалась с бабушкой, отводившей девочку в детский сад. Она сказал мне, что мама уехала за границу», – рассказывает местная социальная работница, которая также утверждает, что в течение года после возвращения молодой женщины в родительский дом она наблюдала за этим случаем. Она считает, что психолог помог бы молодой женщине преодолеть проблемы того периода, а ее немедленное помещение в родильный центр в Кишиневе, где она получила необходимую помощь, было очень полезным.
Есть всего несколько центров матери и ребенка, и те переполнены
«На руках у матери» – одна из немногих организаций в стране, которая предоставляет услуги женщинам, находящимся в затруднительном положении и перед лицом решений, которые навсегда разделяют их жизнь на «до» и «после». Центр, расположенный в Кишиневе, существует за счет пожертвований и ежегодно принимает до десяти пар мать-дитя. Сюда могут прийти женщины на последнем триместре беременности и остаться на срок до одного года. В течение этого периода они пользуются специализированной психологической, юридической помощью, духовной поддержкой и услугами социального работника, который способствует реинтеграции пары в общество.
Людмила Шкиопу – психолог, который во время пребывания женщин в материнском центре помогает им преодолевать проблемы, с которыми те сталкиваются.
«Для большинства женщин это шок, если это происходит вне брака, потому что это то, что фактически подвергает их риску, потому что нет поддержки, поддержки второй половины. Как следствие, она оказывается в ситуации, когда самостоятельно должна решать проблему содержания, решать, в целом, будет ли этот ребенок жить или нет. В тех случаях, которые у нас есть и которые мы анализируем, многие молодые женщины слышат в ответ от партнера на объявление о беременности, что «это твоя проблема, и выкручивайся, как хочешь», и исчезают после прослушивания новости. Тогда возникает это отчаяние у матерей, большинство из которых происходят из уязвимых семей, которые давно не поддерживают их или утверждают, что это на самом деле проблема для семьи. Они оставлены на произвол себя. Им очень тяжело мобилизоваться, собрать всю мотивацию, все силы, чтобы сохранить эту беременность, и некоторые из них могут прибегнуть к прерыванию беременности», – утверждает психолог, которая видит в этом явлении проблемы общества в целом.
«У нас страна, в которой многие родители находятся за границей, у нас много семей, где родители действительно обеспокоены своими проблемами и не имеют времени или желания устанавливать отношения со своими детьми. Есть много детей, которые пытаются самоутвердиться, не зная, как сделать это достойным, красивым и безопасным для них способом», – утверждает Людмила Шкиопу, вновь подтверждая необходимость в психологе в школе и в сообществе, особенно в сельских общинах, где женщины не знают, куда можно обратиться, и даже не знают о существовании материнских центров.
Татьяна Негру, социальная работница материнского центра «На руках у матери», говорит, что в каждом конкретном случае вырабатывается определенная стратегия помощи женщине, поступившей в учреждение.
«Есть маршрут. Когда беременная прибывает, у нас есть определенный подход, подготовка к родам. У нас были ситуации, в которых беременная женщина хотела отказаться от ребенка, потому что она достигла срока, при котором она не могла сделать аборт. Команда подключилась. Помогла ей стать более эмоциональной по отношению к беспомощному ребенку, которому на самом деле нужны руки матери, тепло матери, привязанность, и, таким образом, она стала более цельной. В конце концов, она отказалась бросить ребеночка и приняла его. Увидела других детей, как матери заботятся о них. Это было нашей целью – сделать ее более чуткой», – говорит Татьяна Негру.
Это не распространенное явление, скорее это были единичные случаи
Помимо этих центров, явление детоубийства и оставления новорожденных в опасности рассматривается как единичные случаи, которые привлекают внимание полиции, прокуратуры, местных отделов по защите детей, если ребенок остается живым.
Геннадий Бутук, заместитель начальника Управления по уголовному преследованию по особым делам Главного управления уголовного розыска Генерального инспектората полиции, говорит, что в 2015 году не было ни одного случая детоубийства, преступления, предусмотренного ст. 147 Уголовного кодекса, в 2016 году было зарегистрировано два случая, в 2017 году – три случая, в 2018 году – три случая, а в 2019 году – два случая. Из 10 дел четыре дела были переданы в суд, в других случаях уголовное преследование было прекращено или приостановлено. Также за последние пять лет было задокументировано 10 случаев оставления детей в опасности, преступления, предусмотренного ст. 163 Уголовного кодекса.
Детоубийство и оставление в опасности считаются «менее тяжкими» преступлениями. В случае детоубийства лицу грозит наказание до пяти лет, а в случае оставления в опасности – наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет или до четырех лет, если оно привело к смерти ребенка.
Геннадий Бутук утверждает, что орган уголовного преследования строго придерживается полномочий, предусмотренных процессуально-уголовным законом, которые предполагают только психиатрическую и психологическую экспертизу, устанавливающую, осознанно ли мать совершила преступление, и является ли понижение осознанности следствием, вызванным родами. Он говорит, что по просьбе подозреваемой женщины или адвоката на слушания может быть приглашен и психолог, в противном случае полиция не уполномочена предоставлять определенные услуги или отслеживать завершение дел. У Генеральной прокуратуры также нет иных данных, нежели предоставленные Генеральным инспекторатом полиции, указывается в официальном ответе учреждения.
Сегодня в пенитенциарных учреждениях Республики Молдова за совершение детоубийства отбывает наказание только одна женщина. Ее приговорили к 12 годам лишения свободы после того, как она родила ребенка в туалете, бросила ребенка в яму и спрятала его в фекальных массах с помощью граблей. Она была осуждена не за детоубийство, а за умышленное убийство после того, как прокурор доказал, что действия женщины не были вызваны понижением осознанности вследствие родов, а были продуманы заранее, через сокрытие беременности, перерезание пуповины острым предметом и погружение ребенка в туалет во дворе дома.
Через Национальное управление пенитенциарных учреждений мы попросили женщину встретиться в пенитенциаре в Руске, где она находится с 2016 года, но она ответила отказом, заявив, что не хочет «переживать те моменты».
Случаи детоубийства рассматриваются индивидуально только на уровне местных отделов социальной помощи. У государства нет специального механизма ведения ими и политик, фокусирующихся на реабилитации женщин, которые становятся как преступницами, так и жертвами.
Обсуждение этой темы с представителями Министерства здравоохранения, труда и социальной защиты не удалось, после того, как нам сообщили, что ни одно из подразделений не имеет никакого отношения к этой теме. Между тем, только социальные работники являются теми, кто в конечном итоге может помочь в этих случаях, основываясь на своих знаниях, навыках и компетенциях. Психологи, столь необходимые в обществе, все еще являются роскошью и в образовательных учреждениях, хотя еще с 2010 года власти объявляли о внедрении проекта по обеспечению психологом каждого учреждения.
