Меняются времена, меняются и журналистика, и главные вопросы журналистики. В чем заключается задача журналистики, роль журналиста? Просто информировать или ставить цель и добиваться позитивных изменений? Есть ли специальное время для правды, время говорить правду, или нет такого и надо дожидаться лучших времен? Есть ли понятие «правда, играющая на руку властям»? Насколько правильно расследовать деятельность оппозиции, которая борется в трудных условиях? Эти вопросы, которые заботят лучшую, непродавшуюся и непокорившуюся часть азербайджанской журналистики, часто обсуждаются среди сотрудников независимых и оппозиционных медиа, мыслящих и неравнодушных читателей и зрителей. Украина, в отличие от Азербайджана, за последние два десятилетия несколько раз добивалась серьезных политических перемен, украинская журналистика имеет свой уникальный для постсоветского пространства опыт работы в условиях этих перемен. Как отвечают на поставленные выше вопросы украинские журналисты? Мейдан ТВ поговорил об этом с известным украинским журналистом-расследователем Дмитро Гнапом.
— Дмитро, начнем с Вас. Расскажите о себе, о своей работе…
— Я занимаюсь расследованием лет наверное семь, может больше. До этого я работал в новостях, в разных должностях: начиная журналистикой до шеф-редактора в службе информации. Занимался расследованием всегда для независимых медиа: сначала для «Украинской Правды», потом в 2011 году начал работать на телеканале ТВі. Это было последнее независимое телевидение времен Януковича. Потом его разгромили, прихлопнули, и мы с коллегами были вынуждены уйти. В частности, с моей коллегой Анной Бабинецсоздали маленькое агентство расследований и писали просто материалы текстовые. Это было во времена Януковича. И уже 2013-м году объединились с коллегами и создали Громадске ТВ. Как только начали работать, начался Майдан. А дальше вы все знаете.
— Какие изменение переживает журналистика после Майдана, после смены власти? Что изменилось к лучшему, а что к худшему?
— К лучшему, конечно. Потому что меньше стало цензуры. Ее практически нет. Есть разве что недобросовестная журналистика. Ее достаточно много. Это журналистика с нарушением принципов, стандартов, когда кто-то кого-то пытается замочить в журналистском материале. Это сложно вообще называть журналистикой. Короче говоря, это информационная заказуха. Такое есть. Но такое, как во времена Януковича, если ты открыто критикуешь власть, то тебя могут как минимум уволить, а максимум, могут быть у тебя какие-то проблемы, такого уже конечно нет. По этому работать стало намного легче. Это большое завоевание людей, общества, Украинского народа, всех тех кто перенес выстрел Майдан, и сейчас воюет с Россией. Все это было не напрасно. В Украине на самом деле утвердилась свобода слова. Я повторюсь, что многие журналисты вернулись к практике недобросовестной журналистики. Но давления нет, уже нет.
— А с какими препятствиями Вы сталкиваетесь, когда выполняете свою работу, особенно когда собираете нужную информацию?
— Вы имеете ввиду сейчас?
— Да.
— Проблема достать информацию, доказать информацию. Здесь у нас журналистика мало чем отличается от журналистики в той же Польше, или в Эстонии, в Литве. У нас, если исключить некоторые проблемы, фактически уже такая классическая восточноевропейская журналистика. Сейчас, после Майдана. Это конечно не западноевропейская журналистика, они отличаются друг от друга. Но она уже европейская. Для нас сегодня самое главное уже не избежать от ареста, или каких-то там телесных повреждений. Главное, достать информацию. Понятно, что даже сейчас чиновники-коррупционеры, преступники имеют массу способов ее скрыть. Даже открытие реестров нечасто нам помогает, поскольку они находят способы обойти. Находят людей, подставных. Впрочем, это тоже мировая практика.
— А как Ваша практика времен Громадске ТВ? Это важно в том контексте, что в данный момент в аналогичной ситуации находится Азербайджан. Очень трудно говорить правду и избежать статуса оппозиционного журналиста. А как было у вас? Было желание избегать такого статуса? Как писать правду и не называться «оппозиционным журналистом»?
— На самом деле нет ничего трагического, если тебя называют «оппозиционным» журналистом. Это намного лучше, чем если тебя назовут «провластным» журналистом. Мы не пытались кому-то доказать, что не любим оппозицию, так же как и власти. Мы своей работой пытались доказать, своими железными аргументами что про оппозицию делаем расследование точно так же, как про власть. Только это не наша проблема и не от нас зависит, что власть ворует десять раз больше чем оппозиция. Соответственно, десять раз больше расследований ведется про власть. Просто потому, что те, кто находятся сейчас у руля, имеют гораздо больше возможностей заниматься коррупцией, воровством, преступлением, насилием. Мы с коллегами давно занимаемся журналистскими расследованиями. Самое главное, что репутация складывается годами, а в украинской политике цикл меняется очень быстро.
— Не как в Азербайджане…
— Наверное это очень трудно понять в Азербайджане, потому что десять лет назад там был один Алиев, сейчас другой Алиев, вроде как нет изменений. А мы семь лет назад критиковали власть, и чуть меньше оппозицию. Но тогда были одни люди во власти, а другие в оппозиции, а потом они менялись местами. Мы продолжили критиковать больше власти – но уже нынешнюю, потому что придя во власть эти исхудавшие, голодные люди принялись воровать. Поэтому когда о тебе говорят как о «оппозиционном» журналисте, ты пожимаещь плечами, зная что через несколько лет будешь писать о нынешней оппозиции и критиковать их больше. Так что, у нас это не является ярлыком. Но в целом, конечно, в этом особенность Украины. Мы пока еще хорошо не поняли, но в этом году, в этом месяце Украина окончательно утвердилось как восточноевропейское государственно. Поскольку у нас есть такая особенность, как сменяемость власти. И эта традиция продолжается практически после развала Советского Союза. Это базовая европейская традиция. Глядя на Беларусь, Россию, Казахстан, Узбекистан, Азербайджан, мы пока к сожалению этого не видим. Так что в обществе, где власть сменяется, когда тебя называют «оппозиционным» журналистом, это нормально, это в рамках журналистских стандартов. Ты не любишь власть – это нормально. Это нормально в Британии, в Чехии, в Польше, в США.
— Вы уже упомянули и про такое явление, как «проправительственные журналисты». С другой стороны, есть и такое — не дай Бог, если вдруг критически отнесешься к какому-нибудь оппозиционерному лидеру, процессам… Существует ли для Вас, как журналиста, такое понятие, как «неуместная правда»? Например, Вы знаете, что это информация точна, но Вам говорят, что об этом нельзя говорить, потому что она будет играть на руку правительству…
— Мы занимаемся расследованиями. У нас нет цели сделать репортаж. Наша цель вскрывать преступления, поэтомуесли любая информация полезна, актуальна для общества, мы ее публикуем. Исключением может быть только личная информация, которая не связана с доходами, коррупцией. Одно дело, если сын президента у нас в парламенте и его друзей назначают на какие-то должности, то это не личная жизнь. Мы об этом должны говорить и говорим. Или его друзья получают какие-то куски бизнеса в правительственном управлении. Личная жизнь — это то, что происходит у них в спальне, в кухне. Нам это не интересно. Мы никогда об этом не стали бы писать. Вот это, конечно, табу. А то что касается области государственного управление, коррупции, здесь нет никаких исключений. Даже если это связано с войной. Мы часто критикуем и делаем материалы по поводу наших генералов, по поводу покупки техники для украинской армии. И мы об этом говорим не стесняясь, хотя знаем, что это в какой-то степени играет на руку нашему врагу — России. Со снабжением нашей армии есть проблемы, некоторые наши генералы продажны. Делая такие материалы, мы показываем врагу какие у нас проблемы, с другой стороны это влияет на моральный дух в обществе, которое надеется, что его армия изменилась. Но если мы будем это замалчивать, то у нас будут другие проблемы: мы окажемся в таком состоянии, где поверхностно все вроде хорошо, а на самом деле внутри армия не готова, и у нее куча проблем, о которой никто не знает. И в критический момент армия будет не в состоянии защищать страну. Поэтому мы считаем, что болезненные проблемы нужно озвучивать, чтоб изменить ситуацию к лучшему.
— А если бы во времена Майдана Вам была бы известна какая-то информация, которая навредила бы ему, его процессам, Вы бы это опубликовали?
— Думаю, да. Я думаю, надо понять, ради чего люди выходили на Майдан. Они выходили ради правды и справедливости. Не ради того, что Майдан добился ухода одних, прихода других. Так произошло, но не это было целью. Поэтому все это вполне соответствует целям Майдана: говорить правду — какой бы горькой она не была. У нас не было иллюзий. Мы это прошли в 2004-м году, когда старались не замечать все недостатки президента Ющщенко, когда на него возлагались огромные надежды. Тогда даже среди самих журналистов вначале было негласное табу на критику президента. Потому что он пережил отравление, он был жертвой режима Кучмы-Януковича. И поэтому его особо не старались критиковать. За это общество и журналисты расплатились громадным разочарованием, апатией, социально-политическим депрессией и неверием. Слава Богу, это послужило уроком. Теперь никто не скрывает правду, чтобы «не обидеть» какого-то политика, или «не повлиять» на какое-то развитие истории. Надо знать, что здесь важна не цель, а правила игры. А самые главные правила игры, это правда и справедливость.
— Дмитро, какова Ваша цель, как журналиста? Что для Вас главное — добыть информацию или изменить общество к лучшему?
— Предоставлять информацию. Потому что изменить общество, как говорят американцы — адвокаси, это уже не журналистика, это задача общественных деятелей и политиков. Наша задача — показывать, что происходит. Мы, фактически, зеркала, которые ставятся перед обществом, перед властью. Общество смотрит и делает какие-то выводы. Наша задача в том, чтобы зеркало было максимально не замутнено. Потому что, одно дело, вы смотрите в грязную лужу и видите общие очертание, и другое дело, когда смотрите в хорошое зеркало у себя в прихожей. В хороших домах, гостиницах возле зеркала висит лампа. Обычная журналистика — это зеркало, а мы, которые занимаемся расследованиями, мы — это лампа.
Беседу провела Гюнель Мовлуд
