«Ариф, дорогой!
Ну вот, через 36 лет нашей жизни с тобой мы оказались в разных камерах в разных зонах…
Милый мой, ты разве не знаешь, я все вытерплю: и страшные физические боли (от холодной воды у меня пошел воспалительный процесс) и давление уголовницы с большим стажем в камере (кстати, она родом из Гянджи, опять наша Гянджа нас подвела ) и даже визиты этих шакалов из прокуратуры. Я выдерживаю отсутствие передач (знаю, и ты совсем без передач, без смены белья, лекарств). Я тоже без еды и без лекарств. Представляешь, какими шакалами являются эти усубовы, лемберанские, что им мало, что мы в душной камере, они нас еще и голодом морят и без лекарств.
Но самое сложное это то, что ты не рядом. Мы ведь почти не расставались все 36 лет!
Я не могу не иметь возможности даже переговорить с тобой в письмах и я решила писать тебе эти открытые письма. Как нибудь они дойдут до тебя.
Ты знаешь, мы прочли с тобой все – и Солженицына, и Варлаама Шаламова, и Гроссмана и Аксенова. Мы с тобой часто обсуждали, что чувствуют супруги, которых взяли вместе. А в 1937 году их было великое множество.
Мы с тобой просто не предполагали, что в XXI веке мы придем к репрессиям 30х годов. Вчера мне вспомнились слова Гроссмана в его «Жизнь и судьба». Он пишет о чувствах узников: «жуткая тоска сменяется бессмысленным опиумом — оптимизмом…»
Как точно сказано об оптимизме в тюрьмах авторитарных структур. И еще там же: евреи в 1942 году в лагерях передавали друг-другу точную информацию: «Гитлеру передали жесткий ультиматум – срочно освободить всех евреев!»
И люди верили… Верили, потому, что цеплялись за бессмысленный опиум – оптимизм.
Мы с тобой – реалисты. «Политика – грязное дело». Мы с тобой все понимаем. Как бы не сложилась жизнь – самое жуткое, что я не могу тебя видеть. И это наш с тобой 37-й год.
Обнимаю,
Лейла »
